1879.03.01 - И. Н. Крамскому.
И. Н. Крамскому.
[Москва], 1 марта 1879 г.
Добрый и уважаемый Иван Николаевич, я отвечаю Вам не сейчас, а через несколько дней и это — думаю — Вам понятно. Ваше известие о «Ж[енской] головке»1 затронуло постоянные мои, т[ак] сказать, проклятые вопросы.
Не знаю, жалеть ли мне о том, что Вы не выставили картинку, никому ее не показывая и не допустив обсуждения ее общим собранием? Но за Ваше доброе желание избавить меня от лишнего поругания я Вам искренне благодарен.
Вопрос для меня не в том, что Вы поступили по отношению ко мне произвольно, а в том, что — оказывается — я посылаю вещь, которую нельзя поставить на выставку, не подрывая художественного кредита Товарищества! Положение для меня чрезвычайно неловкое! Если я не ошибаюсь, у нас существует правило, или по крайней мере практикуется, что каждый член Товарищества сам отвечает за выставляемые им произведения, я ли это, господин ли Аммосов2. Вы ли — все равно; автор считает вещи достойными выставки, и они должны быть выставлены без всякого прекословия со стороны Товарищества. Право должно принадлежать всем членам без различия. Но, я допускаю случаи, когда выставляемое произведение затрагивает художественную репутацию не одного только автора, но и всего Товарищества, т. е. когда произведение уже до чрезвычайности превышает своим безобразием средний художественный уровень выставки. В таком только случае я понимаю и допускаю обсуждение произведения общим собранием. Но случаи такие могут и должны быть крайне редки, т. к. они затрагивают положение автора как члена Товариществ [а] и его существенные права. На мой взгляд, обсуждение произведений члена общим собранием равносильно его перебаллотировке, а в таком случае трудно допустить настолько несамолюбивого художника, который продолжал бы оставаться членом при таких условиях.
Мне думается, Иван Николаевич, что я не отличаюсь особенной нескромностью по отношению к своим произведениям; в данном же случае никак не могу примириться с мыслью, что я так жестоко ошибся, посылая свою «Женскую головку» на Передвижную выставку. Правда, Риппа3 покрыл ее вареным маслом (по своему тупоумному усмотрению), но я не думаю, чтобы это испортило ее до крайней негодности. Впрочем, я автор и, следовательно, не могу быть беспристрастным судьей своих произведений.
Против уже совершившегося факта я ничего не возражаю и прошу Вас ни в каком случае не выставлять «Женскую головку». За Ваше искреннее желание мне добра я Вас от всей души благодарю! Конечно, Иван Николаевич, Вы чувствуете и понимаете, что подобное событие заставит меня много и серьезно вдуматься в свое положение, как члена Товарищества...
Цену я уже сообщил Вам в письме вместе с картинами: за -«Преферанс» 1000, за «Мужичка» 200—150 р.
По слухам — с выставкой нас можно поздравить — чему радуюсь!
От всей души желаю Вам всего доброго.
Ваш всегда В. Васнецов.
Жалею только о том, что Вы мне не написали сейчас по получении картин.
(Публикуется по:
Виктор Михайлович Васнецов:
Письма. Дневники. Воспоминания. Суждения современников/
Сост., вступ. ст. и примеч. Н.А. Ярославцевой. –
М.: Искусство, 1987. – 496 с., [24] л. ил., 1 л. портр. –
(Мир художника). – С. 54-55.)
1Работу В. М. Васнецова «Женская головка» (1879, х., м., местонахождение неизвестно) И. Н. Крамской отклонил от экспонирования на VII Передвижной выставке, не согласовав с автором.
2Сергей Николаевич Аммосов (1837—1886) — живописец-пейзажист, член ТПХВ.
3Риппа — мастер, готовивший картину В. М. Васнецова на выставку.
 Могильщик. 1871 г. Бумага, граф. карандаш. ГТГ. |  Меню обеда 27 мая 1883 года. ГТГ. |  Иллюстрация к басне И.А. Крылова «Ворона и лисица». 70-е годы XIX века. Бум., гр. кар. ДМВ. |
Иван Николаевич, добрейший, теперь тоже немного запоздал ответом, но уже по другим причинам — все было некогда — работаю. Чувствую, что изобидел Вас пресильно письмом, не понял, т[ак] сказать, интимной стороны Вашего поступка. Вы были правы и за Вашу решительность — Вам мое спасибо. А за мою ретивую горячность простите...
Василий Максимович, хороший человек, твоя картина поставлена, и так как я помнил свет в твоей мастерской, то и поставил по свету с правой стороны, т. е. как ты сам пишешь мне. Картина освещается хорошо, только в правом углу воздух немного пестрит от блеску, но как мы ни поворачивали, блеск не исчезает, толпа же осветилась отлично.
Уважаемый и дорогой Павел Петрович, не вините меня за долгое молчание, не равнодушие было тому причиной, а я был так взволнован Вашим письмом, что на первых порах решительно не нашелся, что Вам ответить. Хотелось Вам многое, многое написать, хотелось всю душу излить... а между тем теперь вот чувствую, что ничего толком не выскажу и не умею, и трудно высказать то, что внутри души копошится и волнуется, и до слез иногда, и других бы заставил плакать, как бы сила да мощь!